I

Я под градусом, Боже. Хочу говорить.
Какова вероятность что я начал курить?
Этот дым - перегрузка точной системы
Основанной на постоянной смене решений.

Я горю изнутри,
И это чувство, боже,
Родилось из семьи
На семью непохожих,
Из людей посредственных,
По-человечески - глупых.
Это до боли естественно,
И так естественно тупо.

И уже будучи живым
Ребёнком в сырой утробе
Я знал, что являюсь чужим.
Оказавшись на воле
С примесью плача, и
Невнятной агрессии
Вопил, что родился другим.
Выродок людской геодезии.

II

Парадоксальность рек
Расположенных иначе,
Чем представлял человек.
Чем заносил на карте:
Абсурдность гор
Красивых снаружи
Не красива в упор.
Она ведь не хуже
Чем городской пейзаж
Под влиянием зари -
Визуальная блажь,
Но не для тех, кто внутри.

Это есть только людское:
Сложность восприятия для нас
Того, что заведомо другое -
Заведомо корёжит глаз.

III

"Свет сохрани" - говорили они -
Пожиная земель не съестные плоды.

Будет плохо, добра нету, не жди.
Сам будь добром: твори, но люби.

Они написали: "Ты знаешь,
Коль дан тебе разум высокой
Порции активности, понимаешь,
Жизнь имеет свойство одинокой
Классовой вариации отдавать
Предпочтение, поскольку нет
Обычного человека, что не станет принимать
Гениальность за бред."

Я буду творить, создавать,
Сгорать, но ночами греть.
Интеллект - возможность стать
Неподвластным уму, и впредь...

IV

Не задаваться вопросом, да,
Ты знаешь, каково
Оставаться всегда, всегда
Тем, кто о другом
Живёт, думает, и становится
Страшным для восприятия:
Ребёнок стать готовится
Основой жертвы проклятия,
То есть, иметь при себе
Не видное глазу оружие -
Трупность мира во лбе,
Но руки трясущие
Не дают свершить эту крайность,
Не дают, но глаз созерцать
Даëт, как люди твою же реальность
Решают осуждать наперёд.

V

- Ты - лишний, крайний,
Никому не нужный.

- Ты - абсурдный, странный!
Так нельзя! Непослушный...

- Худший в моём понимании,
Ты - промах природной среды
В сферу общественной реалии.

- Ошибка, потому что ты -
Не боишься, смотришь в глаза;
Много думаешь, это порочно;
Пишешь, чертишь, нельзя
Добавлять своё троеточие
В исходность наших систем.

Эти слова шумели, как дрели.
Я остался собой, "не тем"...
Ребёнок во что-то поверил.

VI

Я не плачу, нет.
Просто эта задача не решается
Который век,
Когда кто-то рождается
С определенным мышлением,
Чьего грани так далеки.

Эта схожесть с течением
Ранее не видалой реки,
Чья суть не измеряется метром,
И холодность вод волновать не должно
Существо, назвавшее себя - человеком.

Человек боится спуститься на дно,
Он страшится что что-то на свете
Главнее его, на дне обитает.
У человека слабое сердце.
Он боится того, чего не понимает.

VII

Нет. Только не сейчас. Я не хочу
Умирать. Только не таким.
Дышать едва могу, Боже, прошу...
Давай в крайний раз сотворим:

Я не человек, лишь оболочка
Для феномена разделенного
На два полушария мозга.
Лишь оболочка, определённого

Состава органики, сухожилий,
Костей, механизма размена -
Мы себя сами творили.
Так циклообразна система.

Да, Боже, это - небезопасно.
Но мы должны что-то создать
Что вне периодических шансов
Будет нас вдвоём вспоминать.

VIIII

Звезды горели огнём,
Маня собой мотыль
Ниспавший днём.
Просто не спали, иль

Пытались по подобию неба
Составить свои чертежи
Рассекая щепоток пепла
От нашумевшей звезды,

Гравируя свои порядки
На выщербленном полотне,
Как фермер дырует грядки
В угодие своей жене,

Чтоб та не имела повода
Оставить его в дыре
Наедине с чувством голода,
И жалости к себе.

IX

Моё творение, я надеюсь, ты помнишь
Как сердце создателя болит за тебя.
Или же просто болит. Позволишь
Родителю раскаяться, но не для
Прощения. Я - убог. Как и мир,
В который вопреки своим словам
Тебя сотворил.
Но ты здесь, а не там,
Потому что в тебе
То, чего нету у них:
Раскаянность гения
Заложенна в стих,
И на генетическом уровне
Вбита в твоё мышление.
Не знаю: внешне, или внутренне.
Так строится мировоззрение.

Х

Сохрани мою империю. Сохрани
Её законы мироздания.
Сохрани её внутри,
Моё любимое создание.

Высокогорное плато.
Обуглённый пьедестал.
Будь лучшей версией того,
Кто тебя, дитя, создал.

Великий саморез гордыни.
Покорённый страх крови.
Голова, торса из пыли,
Только сердце во груди
Имеет свойство находиться
Между двух: хотеть, и воля.
Надо этому учиться –
Гению к лицу свобода.

XI

Эти строки по сути своей
Тягомотина старика -
Это как ожидать от зверей
Распознать облака
По форме, и очертанию.

Ты знаешь, они далеки,
Но всё же являются реалью
Для наивно тянущей руки.
Это как коснуться себя -
Своего ментального тела.

Или как от "а" до "я"
Познать иронию мела
Способного сотворить
Всю эффективность плацебо.
А главное - никого не винить,
Кроме личного неба.

XII

Не могу вздохнуть. Из пыли
Воздух, дисфункция лёгких.
Мы не механизмы —
Только ржавые шестеренки
Крутящиеся в конструкции
По диковинным чертежам.
Таковы порядки дисфункции.

Я всё соврал:
Ты не рождался под янтарем,
И в тебе не моя кровь.
Создание одним январём
Потеряло свою личность, и кров.

В тебе не мои установки,
И совсем не по моим следам.
Этот метод взросления - колкий.
Но теперь мы родны по глазам.

XIII

Чёрт, кровь из раненого рта
Истерзанного жестокими зубами
Во имя искушенного ума.

Таков порядок, знаешь ли.
Погибель дарована всему
Что способно дышать, и жить —
Мы почти подошли к тому
Чтоб этот дар отменить.

Люди перестали являться
Высшей формой всевозможной расы.
О, мой Бог, я готов поклясться
Что любимый твой цвет - красный:

Это людская добродетель
Стыдясь прячет лицо;
Словно природная человечность
Убитая ни за что.

XIV

Закрытый фрагмент в голове -
Минус в центробежной силе -
Три детали - и, две в уме -
Мы в отрицательном мире
Поделённые на часа - всё сложно,
Ведь всё внимание - на себя.

Почему без головы можно?
Почему с головой нельзя?

Запомни, шестерня моей души:
Если разгорелся пожар -
Не туши его. Не туши,
Пускай потушится сам
Оставляя лучшие фрагменты
Соединения древесного угля
Готового открыть километры
Отмеренные для тебя.

XV

Это будет долгий поход.
Неважно - куда, важно - с кем.
Хоть раз наступает черёд
И что-то одно - становится всем.

Может ли оно дышать, или
Шипеть, быть может молчать,
Могло ли оно летать, иметь крылья —
Просто существовать

Достаточно для человека.
Он - самодостаточен, но
- Есть Дельта, есть Омега -
Сущие, но всё же - одно

Целое. Но их рядом нет,
И это - печально.
Кружится парад планет,
Что далеки изначально.

XVI

Дышится через силу, я умру
Писав дрожащей рукой,
Как капитан идущий ко дну
Со своей многотонной судьбой
Размером в полюс, города
Под потоком магистральным,
Как течение, вода
Его признавши гениальным,
Как механизм, систему
Вычислений статики
Реальности, теорему
Психики, систематики
Нейронной частоты
Выявленной на закате.

Кто это впереди?
Кто это сзади?

XVI

Грифелем по бумаге
Суждено чертить
Чтоб задача смогла
Сама себя сотворить,

Но мало того
Себя сотворить –
Задаче дано
Задачу решить,

Меняя ответы
На время дав скрыться -
Как проездные билеты
Что смогли пригодиться

В пути, меря отсюда,
Пригодиться в дороге
Открытой кому-то,
Но точно не многим.

XVII

Я - жив? Докажи мне это.
Я - свет? Или ожидание
В предвкушении рассвета?
Благое незнание.

Хорошо что живые.
Хорошо что не знаем
Какие кривые
Мы отражаем

Чьих-то понятий
Не видных для глаз -
Зеркало глади
Прозрачно для нас.

Сегодня небо особо красиво.
И птицы в даль летя
Открывают новое диво.
Им его раскрыть нельзя.

XVIII

Гордо сведу свои счёты
На мира порядок. Подряд
Маршируют по краю минуты.
"Ни шагом вперёд, ни назад"

Мне знакомый как-то сказал:
"Когда почувствуешь конец дней -
Напиши что-то. Я покажу" - и он показал.
Его слово смерти сильнее, и морга сильней.

Он написал: "Я жил будучи лишним,
И умру будучи искренним". Все лучшие
Люди что-то создали. А мы - запишем,
Хоть и думы текущие

Скомканы - корневые крюки.
Мы не могли сказать при жизни
Но скажем посредством руки,
Пока сердце бьётся, и горло дышит.

XIX

Я - создатель. Творец. Родитель.
Измеритель своей величины,
И твоей - измеритель,
Посредством своей кончины.

Человек должен быть умным.
Ему разум на то был и дан
Чтоб он, считая минуты,
Мир по-другому признал,

По-другому увидел. Наше
Восприятие мира важно, иначе
Мир станет приоритетно краше -
В совершенно старой подаче.

Не знаю что тебе написать.
Я едва дышу, и от этого рад.
Я смог что-то создать
Помимо чертежей.

Ты мой закат.

ХХ

Последние строки свои
Оставлю на рваной бумаге
Вырывая их изнутри
Своей созданной реали -

В ней нету любви.
Есть только мозг
Коротающий дни
Вне вмешательства слёз.

Почему часы стали по-другому идти?
Неужели они смогли кого-то найти,
Кто так же пошёл против себя же.
Пусть губы в крови, и веки в саже -
На мои строки не надо плакать,
И тем боле - хвалить.
Я - создатель. Творец.
Я вечно буду творить.

XXI

и прежде чем ты прочитаешь
каждую строку моего странного бреда
попробуй взять чашу
белую розу и белого мела

теперь встань и найди
среди каждой бумажной кладези
формулу моей кислоты
без какой-либо завязи

теперь и ты сотвори









я уверен ты недочитал
мой пульс равноценен нулю
как же тихо внутри
ну же создатель хоть сейчас говори





сын
я
тебя
...

Представляешь, не свожу я глаз с узора на убогих обоях,
Ты знаешь, различаю я в них о чём ты молчал, о строях,
О пасти на поле неминуемых мин, не бед.
Буэнос ночес. Я сохраню твой не голос, но след.

Уже поздно, свеча не даёт утонуть в забытье.
Я так прощаюсь. Извини, твой образ у меня не в груди, он вне
Материализма, посадки небесных светил.
Ты по сути их мне все заменил.

И с капли по капле, и вот оазис из зловонной ртути,
Кажись, иссохшего бедуина не крутит, а мутит,
Как тебя мутило от всей любви в её недостатке.
Запишу твою тень. Отныне ты будешь в порядке.

Строка за строкой, я заставлю тебя не забыть — вспоминать, -
Таких как ты, диос мио, люду нельзя забывать, -
Занести, и свести тебя в чьей-то груди.
Ветер попутный. Ты - плыви, а мы все за тобой позади.

А мы все у тебя не в крови, но прямо под кожей
Такой же румяной, как Исус будучи любови моложе.
Как страх, что в мозгу затмил вспоминания.
Как смерть... Как основа молчания.

Да, как основа сведения.
Ты помнишь, я ведь осуждал курение,
И ел гран ненависть сделилась на дольки,
Как идея презрения субъекта, а не дыма из лёгких,

Как идея сравнятся с Богом, испуская душу из уст
На устремление к небу. На сравнение хруст
Клетки из рёбер, не иначе вырваться кто-то хочет -
Неважно, Бог или чёрт - он хохочет.

И в нём ты сам.
Человек должен быть странным.
Он продолжит жить в надежде власти набраться,
Что-бы власть отменить.

И в нём ты сам.
В идее, в презрение, в славе созданной мной.
Каково тебе там
Быть на учете могил озаренных
луной?

И в них ты сам -
Большая картина из крови, и неумелых движений.
Такая большая, насколько хватит малярной кисти свершений,

Настолько большая насколько быть может такой.
Ты - мёртв, за-то жив кто-то другой.
За-то пишет, мечтает, и каждый день бедокурит.
Возможно не пьёт, пёро, как минимум, курит.

Теперь ты - слова. Эти
слова - для листа -
Редкое везение,
Найти бы ещё этот лист...
Я понял,
Что-бы ругать курение -
кто-то ведь должен курить.

Ветер гонит дождь, командует,
А я иду напротив против ветра.
Трясутся руки,
С чубука трубки
Падает
Что-то
Почище пепла.

Останься ты клёном невзначай расцветлевшим,
Или хоть листиком на ветви, но будь.
Ивой почти что под корни ушедшей -
Титаником, который не посмел утонуть.

Останься дождём осквернившим туманы,
Или слезинкой по листочку беги.
Заполняй собою сердца, океаны -
Людей от щек до пальцев руки.

Оставайся цветочком для взора невзрачным,
Который растёт в глубине и в тени.
Оставайся той, что всегда идёт дальше,
Той, что через пламя и шквалы реки.

Оставайся цветочком, дождём, колыбелью,
Что раздаётся ежегодно в ночи.
Краешком мысли или целой идеей
Для великих умов, поэтов, как мы.

Останься такой, что крепко на месте
В ливень ужасный, в страшный прибой.
Останься на месте. Как в начале. Как в детстве.
Останься росточком.
Останься собой.

У художника проблемы -
Не рисуют больше меллы.
У писателя беда -
Всё иссякло, нет вина.
У художника портреты.
Два под полку, два на стены.
У писателя сирень.
Он сметён, а ей больней.
У художника два ложе -
Он на них уснуть не может.
У поэта два письма,
Но кому? Точней, куда?
Он своему другу пишет,
Но отправлять...
Всё так же дышит
Сквози хрупкое стекло,
Смотрит, ждёт...
И ничего.
У художника забота -
Он рисует раньше срока
Блекло-смуглое лицо,
Вспоминает: "Оно чьё?"
Краски, дрязги - остывают,
И портрет над ним свисает,
А глаза грозой сияют.
У поэта так всегда:
Одно лицо - одна беда.
У художника, поэта
Два лица, четыре века;
Сквозь гром и бор
Друг другу дышат -
Один рисует,
Второй пишет.

Они просто сидели рядом
не думая что-то сказать.
Случайные люди.
Случайные взгляды
никто не решил уровнять.

Они просто сидели, смотрели
куда-то. Ветер гоняет качели
привлекая глаза,
пока звёзды на щёках блестели.

А они всё смотрели
не в силах что-то сказать.
Случайные мысли.
Случайные люди
могли бы случайно встать.

Но не стали. Им это не надо.
Глаза цвета луны,
и щеки с ноткой прохлады
солёного ила полны.

Это самая холодная осень.
Разбитое сердце - смотри -
почему только сосен
обходит тирания зимы.

Тучи на них смотрели
задаваясь вопросом порой
какие ещё дожди, и метели
на них навести
дабы вернулись домой.

Они просто сидели.
Игнорируя ситуативность друг друга.
Их пальцы едва не синели,
пока градус позировал с круга.

Неважно какой день недели.
В окнах, да, горели огни.
И птицы куда-то летели.
Почему только они

рядом, да так далеко,
равноценно тому как смотрели.
Может, когда-то давно
они с кем-то так же сидели.

Им бы хотелось быть ближе.
Ну почему, почему поезда
равняют одинокие города,
а они...
- Почему ты не слышишь?

Они просто сидели. Слева
был живой человек, и справа.
На них небо смотрело
своим небом их возглавляя.

Случайные люди не случайно сошлись.
Как и не случайна дорога
через метели, дожди.
- Теплее сегодня.
- Немного.

Это была тёплая осень.
И ты знаешь, небесная просинь
им так была рада,
что ярче быть стала,
хоть и было как три года за восемь.

Случайные люди просто дышали
образуя своего рода время года.
Случайные люди просто не встали,
и абсолютно случайно что-то создали.
Как изменилась погода...
- Ты плачешь?
- Немного.

- Эй... Мне тебя обещали.

Хорошо что болит голова. Хорошо что
в самом позднем часе ночи
мне никто любезно не подогнёт плечо,
потому что моё дыхание столь горячо
что является холодным оружием, впрочем
оно и хорошо.

Я бы мог не дышать, но не стану. Я одинок
как цифра, что вышла за борт калькуляторных строк.
Мог бы просто молчать, избегая подобие мысли,
чьи лоскуты, словно женские волосы, над профилем висли.
Человек оправдывается, поскольку он боится.
Благо глаза - голубые, и не видно что за ними искрится
поздней ночью. Перед тем, как солнце взойдёт - роса
опрокинет стопку, и примется стирать леса.

Гордо отнесу себя к особому виду белого мотыля
чьи крылья столь велики, и созданы сугубо для
имитации покрова тому, кем он сам дорожит.
Это тихая ночь. Пускай выполняют долг фонари -
они не по мне, только если осмотреть изнутри,
но только не когда под крылом кто-то лежит.

Такова их работа -
быть источником света
когда видят кого-то
без небесного пледа.
Это меня привлекает,
помню мысли о доме
что не случился. Бывает
со всеми, их кроме.

Не уснёшь - смотри на маяк.
Пускай его свет далеко -
он не жжёт, а так -
излучает тепло.
Мы будем одни.
Пускай сердце колит -
проведём вместе дни,
если разум позволит.

Увидь во мне свет,
пока любуюсь рекою,
и пока я одет
вуалью ночною.
Мы будем одни.
На уровне лет
проведенье в тени
оскорбляет рассвет.

Увидь во мне свет
не касаясь щеки.
Касание - вред,
как просьба руки
при взгляде лесном.
Свет останется с нами,
но, а после, потом
он будет с годами.

В конце мы будем теми, кто нас же забыл.
Так устроен светлый, тёплый, людской мир.

Когда в груди не плоть, а камень лютый,
И каждый вздох — как лезвие ножа,
Душа, в кандалах мучительной минуты,
Свой смертный час торопит, ей служа.

Кому весь мир — мне старый гобелен,
Радость — ложь, а свет — насмешка злая.
Мой дух, не поднимая взгляд с колен,
Горит в огне. Пощады? Не желая.

Недуг сей врач не в силах исцелить,
Ни зелье сна, ни мудрый фолиант.
Он рвёт тугую жизненную нить,
Что спрёл мне с небесов гигант.

Да, пусть сердце в прах сотрет тоска,
Коль нет руки, что примет вновь рука.

Фонари зажигают свой свет, безучастно и бледно,
отражаясь в пространстве, где лето — и слово — бесследно.
В кофейне напротив, за столиком возле гардины,
кто-то пишет письмо, сквозь время посылая седины -

в этом облике кожа пропитана отечеством и тоскою.
Это ты - по проспекту идёшь, не зная, что делать с собою,
пока поезда звон, как набат, облачает тиранство,
возвещая о вечном и двуликом своём постоянстве.

Этот город - пустой, только ветер гоняет газету,
словно ищет виновных в распаде очередного совета,
и твой шаг затихает, становится частью молчанья
этой долгой зимы, не знающей конца и прощанья.

Это ты - заходишь в подъезд, на стенах чужие признанья:
имена и краски от тех, кто отрицал само отрицание.
Следом скрипучая дверь, как последняя нота в сонате,
закрывает тебя в этой серой квадратной палате.

Это ты - включаешь торшер, и по комнате движутся тени,
удлиняя предмет до уровня подъездной ступени,
посмотришь на стул, ощущая его равнодушье
к этой сумме минут, превративших время в оружие.

Это ты - тишина, что плотнее любого предмета,
заполняешь собою угла, как не может заполнить кассета.
Это ты - просто сидишь, превращаясь в деталь интерьера
в этой точке пространства, где кончилась прошлая эра.

1
Наконец-то смогли расстаться.
Без учений, прощаний, и слез.
Смогли наконец не остаться
В пространстве, ночи без звёзд.

Расплылись, размылись в пейзаже
Подобно в рисунке твоём
В котором начерчены сажей
Три слова: "Быть вечность вдвоём".

И ты, на другом конце мира
Включишь что-то на фон,
Вспоминая каково это было
Делить с кем-то вечность вдвоём.

2
Ты как красивое "нельзя"
Что смело множится на время,
И не гадая, не глядя
Сводит даты в уравнение.

Хоть где-то мы и "а" и "д" -
Эквивалент другого класса
Равноценный силы вне
Гравитации, как масса

Пустяков, обид и бед,
Что поделили мы с тобою.
И их влияние, как плед,
Укрыло тело с головою.

3
Мои глаза в глаза твои
Никак поверить не могли.
Я так боялся что взгляну,
И оправдаю срок врагу.

Ты. Как. Я. Никак, ничем
Не помогли стене, и дому.
Только дьявол на плече
Молча завидует другому.

Смотрит вправо, смотрит влево -
Ищет абрис той семьи,
Что смешали внутривенно
Случайный я, случайный ты.

4
И вот, и вот, и вот опять
Пришли друг к другу умирать
В старый мир, да в нëм всë ново.
Добро пожаловать. Мы - дома.

На полпути к мечте, к тебе -
Я остался в темноте.
И ты не рыщешь, не кричишь,
А лишь жалостно молчишь.

Всё. Обрыв. Не существует
Дома, ни тебя, и ни меня.
Коварно ангел торжествует
У красного, как кровь, огня.

5
Столько слов... И я им - точка.
Я - абзац, черта, отсрочка
Звуков, смысла, пений птиц.
Я был брошен. Ты - держись.

Ни ты, ни я - не там, не здесь.
Как не слагай, всё криво, боком.
Надеюсь, сочувственная речь
Придёт тебе не в срок, а сроком.

Если я - конец, то ты - начало
Стихов моих, понятность фраз
Что прогрессивно вырастала
В десятки, сотни тысяч раз.

6
Благо, благо я один,
С собой один - наедине.
Сенсация из трёх картин
Зарождавшихся извне.

Благо, благо тишина
Не тревожит больше уши.
Благо, благо, Мать Земля,
Я на тебе никому не нужен,

Благо, благо о тебе
На свете белом кто-то помнит.
Благо, благо при дожде
У кого-то сердце колит.

7
Я создан землёй, и
В землю уйду за тобой.
Обернемся водой, огнём,
Вечным февральским днём.

Когда-нибудь в какой-нибудь песне
Мы будем вместе, пылать и плыть.
Пойми, моя любовь - естественна.
Её не пережить,

Её не понять. Человек
Должен быть глупым.
Человек - треугольник,
А треугольник - круглый.

8
Не хочу быть тем,
Кем меня видишь ты.
Ты - всего лишь человек.
Всего лишь ты.

Всего лишь начертание
Чего-то былого.
Отмирание, усыхание -
Всё прямо как дома.

Отлично что вечер сошёл
С пути, и приблизился к нóчи.
Позволил войти. В ней что-то нашёл.
Я тебя сильно... Очень.

9
Уходят в даль корабли
Ты смотри, в них
Кто-то душу вложил,
А вынуть - забыл.

Зима - холод, тьма,
И теперь, когда холода
Настигли людей - она
Души обращает в метель.

Лето - странно, жара,
Интересно что будет потом
После того, как ночью душа
Порастёт плотью, как мхом.

10
Болит голова. Теряю себя.
И если под покровом ночи
Я резко сойду с ума -
Значит сдвинулся с точки,

Значит всё было не зря:
Значит мои раздумья
Не дожидаясь зари
Довели до безумия.

Болит голова. Теряю себя.
А ты где-то там, в Сочи.
Хорошо что устали глаза,
Uno minute, и дело к ночи.

11
Что-то есть в тишине.
Она заставляет помнить
О тебе, обо мне.
Ночью эту память утроить

Не составит труда. Ведь
С наступлением тьмы
Каждая памяти треть
Множится строго на три.

Я впредь отрекаюсь любить.
Эта возможность сознания
Стала черты чертить
За гранью моего понимания.

Посмотри наверх. Ты видишь?
Они делят небо, а мы делим крышу.
Закрой глаза. Ты слышишь?
Я тоже не слышу.

|Мы разделяем целый мир|
Разделяя между собой тишину.
Спустя сети пустых квартир
Спускаемся тихо ко дну.

Мы разделили мир пополам:
Ты взяла поменьше, а я,
Как всегда, в две руки.
Но оба пустим всё по волнам,
Как когда-то пустились и мы.

Мы разделяем одну тетрадь,
Прямо рядом с теорией столкновений.
Бери нижнюю строчку,
Мне верхнюю гладь:
Ты будешь бабочкой,
А я - символ её значений.

Давай пополам разделим и море,
Я возьму север, тебе центр юга.
Я - Посейдон, а ты - как Бог Молний.
Шторм и гром не слышат друг друга.

Разделим и лес, раз уж дело пошло.
Мне, чур, листву, а тебе пение птиц.
Через год нас пламя найдёт, и нашло,
А мы лес создаём из крупиц и частиц.

Пополам давай этот стих.
В нём много слов похожих:
Где-то кривых, где-то негожих,
Но в основном хороших.

Давай, бери, но думай с толку -
Не спеши к чьему-то смеху.
Я уже выбрал свою строку:
Там про целый мир. Чуть ниже. Сверху.

И неважно, что я еще помню, как склонялась твоя голова,
как рождались в молчании самые главные в мире слова,
поверь в небеса над твоей головой, безучастно и строго,
пока уводит меня от тебя в никуда та же самая, в общем, дорога.

Мне идти по проспекту, где тени длиннее,
где казалась любая скамейка и твёрже, и злее,
где в витринах кафе отражался твой профиль смурной,
где весь мир становился огромной стеклянной стеной.

Ох, как ты живёшь, так смело этот груз неся
наблюдая как твоя боль вмещается в жалкие полчаса
излюбленные в июне, и растянутые по февралю.
Мир тебя благословил, и я - благословлю.

Я не знаю тебя, как и ты меня без этих строк,
скажи: исходя из всего - я был так же жесток,
подобно тому, кто сумел твои часы сократить?
Тридцать одна минута. Пришло время простить.

Невозможно забыть утрату, взаправду считая её смыслом жизни.
Даже если просто её создать в очередной головной бреда мысли,
после развеять, едва вздохнув на время, и дав воплотиться сначала.
Я пишу для тебя: та, или тот, кого солнце с ливнем венчало.

Невозможно забыть утрату, если именовать её учением Христова.
Это как выбить себе лодыжки, и потом стоять на них снова,
наблюдая за редкими прохожими, что так прямо ходили,
молча завидовать их прямоте, как с детства учили.

Невозможно забыть утрату, дав ей лицо, и отчество -
из инициалов следует имя, а из имени - творчество.
Неважно как: слова, картины, взгляд, или просто строки.
Я люблю лично писать, а ты - того, кто был таким же жестоким.

Невозможно забыть утрату, называя её своим детством -
вспоминать смотря в стену, и когда сам решил как одеться,
не имея понятия какой градус будет сегодня этой зимой,
при ветрах, что всю свою жизнь гоняться лишь за тобой.

Мой светлый мальчик, мой родной сынок,
Как быстро пролетели эти годы:
Я помню каждый вздох твой и шажок,
И первые слова во время непогоды.

Твоя ладонь в моей руке лежала,
И ты отважно, как любой ценой…
Пока тебя от бури защищала,
Обогнул меня, и заслонил собой,

Будто взрослый, сильный и высокий,
Идешь по жизни рыцарской тропой,
И знаешь, мой верный, мой далёкий,
Что в сердце материнском, ангел мой.

И нет любви нежнее и сильнее,
Чем та, что с каждым днём меня мудрее.

В лесной глуши, где земли пьют росу,
Забытый гроб, истлевший и седой,
Хранит покой под вечною слюдой
Мхов влюбившихся в древесную красу.

Как помнить всё: и страсть, и полосу
Твоих надежд, и облик твой
Как был когда-то мне мечтой,
А ныне – образ, погребён в лесу.

Как пуст внутри, но полон тишиной,
И памятью, в развязке позабытой.
Так сердце, что закатной пеленой
Имеет образ, красным плющом свитый.

Ты – этот гроб, столь милый, дорогой:
Снаружи всех красив, внутри – пустой.

I

Мне надо писать. Не знаю с чего начать.
Я могу молчать. В этом морге с утра
Я привык, каждый час, сходить по-новой с ума.
Мне надо говорить. Я привык держать в руке нить. Мне бы стоило выть. Молчание,
Сдержанность лёгких - это то, чему стоит учиться у мёртвых.

Мне стоит смотреть. Я не знаю куда.
Просто смотреть. Будь то кровь, будь вода - чтоб оно могло течь. Не отныне(как стрелки), сугубо лишь впредь.

Мне нельзя думать. О чëм? О всём.
О том, как супруг не стал плечом.
О том, как супруга потонула(еë стезя - в слезах).
Я хочу думать. Но знаю - нельзя.

II

Мне надо писать. Я повторяюсь, наверно.
Хочу зреть объëмнее, не так внутривенно.
Что-то есть в бельноте, квадрат
анонимных молчунов. Я хочу замолчать.
Наверное, я готов.

Смысл человеческой жизни равноценен столу, -
Я бы мог пояснить, но сам себе - не смогу,
Кровь холодна. Как на предсмертном одре.
Что же есть тьма, и что еë вне
Может ютиться? Мне не понять.
Мне хочется плакать. Прыгать. Стонать.
Какой несуразный. Почему я такой?
Вероятно, потому что ещё вроде живой.

III

Ночная тишина имеет слух. Она
Достаточно самодостаточна сама
Чтоб говорить. Как шепчутся мыши.
Никто не верит. Никто и не слышит.
Жизнь - есть оправдание перед Богом,
Возможность вернуть веру в людей, -
Попытки бороться с током, сроком
Перегруза разума, или же просто костей.

Надо прощать. Человек должен быть добрым,
Пока он опять не станет холодным,
И обернётся ничем, кроме пары слов лести.
Надгробие. Скорбь. И всё снова на месте.

Человек должен быть добрым. Но,
Как и всякая уникальность сознания:
Доброта - мера мозга, где зло
Вышло за грани его понимания.

IV

Мне надо сказать. Я отвлёкся. Простите.
Паталогоанатом хотел рассказать вам о жизни.
Это не шутка, а жестокость морали:
Красота только там, где её отобрали.

Ты - родился. Ты - взрослый. Ты - счастлив, возможно.
И тишина подобралась так осторожно...
Теперь ты со мной. Теперь ты другой.
А мог бы быть мёртв, дорогой.

Рождение подразумевает под собой
Истерию, как отдаешь кому-то честь.
Смысл жизни - истома, но не той,
Что принято понятием. Понятие и есть.

Пускай гибель расписана по дням,
И в итоге станет крупной суммой -
Эквивалент еë сводится к нулям.
Ты знаешь это. *Знаешь. Думай.*

V

Художник скальпелем вёл, как сейчас ведёт ручкой.
Творец верил в себя, и оттого не трёс ручкой.

Тремор врождённый, болит голова.
Он пишет - он режет, но только себя.

Доктор умер бы ночью от голого факта -
Поэтому на Земле клятва есть Гиппократа.

Благо сердце болит, и по сути боль эта
Стала как панацея от проблем пациента.

Мне больно писать. Это как говорить в пустоту.
Грудь холодна, но отдышаться - могу.

Говорить сам с собой - дать мёртвому встать:
К кому он пойдёт? Для чего он живёт?
Ни дать, ни взять.

Как солнце взойдёт, так отмирают и ткани.
Может умирает что-то вне нашей реали,
Или, как минимум, реали моей:
Комната, сталь, компрессионная дверь.

VI

Душа душе - рознь. Тела же иначе:
Глаза, волоса, если голос - тем паче.
Влюбляются в души. Не только людей.
Душа есть во всём. Каждый твой день
Становится встречей. Становится встреча
Не взглядом, не звуком, а мурашкой предплечья.
Неважно где ты: в доме, в глуши.
Каждое явное имеет формальность души.

Гениальность - эссенция странности.
Странность - душа в квадрате.
Она же вне своей данности
В грязи, как доктор в халате.
Смысл жизни - не в плоскости, и даже
Не чистым пред Богом предстать.
Ростки взойдут стоит скверну
Грудную, подобно халату, снять.

VII

Я устал говорить. Но, видно, обязан,
Поскольку часы не хотят умолкать
По кругу ходя, как по чертовым фазам.
Просто обязан. Опасно молчать.

О чём говорить? Пол, потолок,
Вероятность погасшего света.
Может молчать. Какой в этом толк?
Не отвечай. Не надо ответа.

Зачем открываться стене, или иной
Форме жизни в мировой отчуждённости?
Зачем притворяться что хочешь домой,
Когда твой дом - сумма трупов, и ёмкостей?

Мне хочется спать. Что-то стучит
На азбуке Морзе, творя слух о личном.
Утробные звуки прямиком из груди -
Сердце живое... Мне так непривычно.

VIII

Большое сердце оправдывает ум,
Кой тот всегда стремиться
Выговорить: "Cogito ergo sum",
И таким образом - излиться,

Дабы не чувствовать излишность,
Погрешность собственных идей:
Ты - порядковый - как личность
Становящаяся ничей.

В точность горесть сублимаций
Отображается в стихе
Словно череда кремаций
Посвящённая тебе.

Я пепел соберу в ладони,
И представлю что грехи
Не существуют, но доколе
Живые плачут на стихи.

IX

Настанет время: не вздохнуть,
Не обуздать свои ресницы.
Сердце бьëт, а значит путь
Имеет чёткие границы.

Глаза угаснут, но что хуже:
Погибнут странные мечты
Что во боли, и во стужи
Являлись толком для груди,
Заставляя сердце биться
Разжижая мерзость ртути
В привычку взятую копиться
Между Везалиевской сути.

Х

Руки спрятаны в тени,
Лишь столик в свете небольшой.
Я с ног до головы - в крови:
Поэт - в своей, как врач - в чужой.

Я бы мог с ума сойти:
Пойти куда-нибудь в дали,
Просто идти, взять и уйти
К самой безумной Салли.

Я бы мог создать теорему,
Теорию абстрактной живности,
И стать на шаг ближе к небу
Вне еë примитивности.

Грязный халат, красные руки,
Чувствую что скоро возьмут
Своё душевные муки.
Я навечно останусь тут.

XI

Я - пишу, а значит это
Произвол моей судьбы
Обогнул душу поэта
Для другой его души.

Эпос длинною в многоточие
Отзывается в холсте
Отсекая буквы, впрочем
Оставляя на плите
Задатки форм, коих немного
Как и говора в свистке —
Я готов свистеть о многом,
Но оставлю на листке
Переживания людей, теряя
Голос свой постыдный
Коим, как счётчик, измеряя
Готовность сердца быть наивным.

XII

Мне - плохо. Часы не сбавляя храбрости
Готовы идти вперёд.
Время - представитель краткости,
Что разумный растянул на год,

Будто паскудные стрелки
Не имеют собственных прав
Хоть раз избегнуть отметки
Одному свою вечность отдав.

Хорошо что гул затих,
И ничто не отвлекает глаза.
Я стану таким как они,
Чья память никому не нужна,

Потому что они холодны,
Потому что влага по щекам,
Потому что среди живых...
От этого всего устал...

XIII

Это мои последние строки.
Хорошо что ступает утро
Лучами согревая ноги
Заведомо живого трупа.

Добровольно уходят из жизни
Раскрывая души записками -
Я жил, будучи лишним,
И умру, будучи искренним.

Солнце поднялось до рук,
И давление поднялось - тоже.
Тени становятся в круг
Ожидая тень помоложе,
Ожидая тень подобрее.
Тень что за ними
Как за живыми смотрела,
Рыдала как над живыми.

XIV

Яркость мира коснулась рта,
И стрелки часов встали дыбом
Концами чертя слова:
"Время сделало выбор"

Тени держась друг за друга
Что-то с пространством творят
Сугубо в окружности круга —
Ни шагом вперёд, ни назад.

Да, новый день на носу,
Но, благо, уже поновей:
Тени изымают слезу
Всех добрейших людей,
Чертят моими руками,
Получается криво:

"Мы были добрые сами.
Добрый доктор, спасибо"

XV

И стрелки, как мелом, по плиткам:

"Мы в крайности сущие пали
Чтоб жизни разрываясь по ниткам
Дороже жизни что-то создали".

- Чистый сердцем тоже умрёт.
Вы создали жизнь скоротечной.

И стрелки чертя наперёд:
"Такие люди будут жить вечно"

Они не сбавляя темпа,
Как горизонт на уровне глаз,
Начертили: "Поэтам
Смерть не дана. Она не
для вас"

Дальше не в силах читать.
"Поэт - душевный донор"
Пора спать, но сперва подписать...

- Ваш... Добрый... Доктор..

I

Между небом и огнём,
Вечером и летом,
Ночью или днём,
Часом и веком,

Гравием и янтар;м,
Чем-то красным и снегом -
Тихим, живьём,
Волной, человеком...

I-II

Есть проказа, смысл мира,
Повитуха при Христе,
А ещё - струя от дыма
На лампаде, и свече

Ставшей радостью явления
Стандартов горести витых:
Отвлекает зор горения
Сразу взор у всех троих.

II

Природа ветра запрягала:
Щепотку - нежности, немного - пыли.
После напоследок шептала:
- Вы себя сами творили.

Повесткой на мятежной земле,
Неопрятной, потужной дали -
Слова пронеслись по траве:
- Вы себя сами создали.

II-II

Корнявая, буйная Матерь-Река
С десятками зорких глаз,
Говорит:
- Мерите свои далека,
Таков мой приказ.

Ива при параде лесном
В наряде трагичном из ночи
Заправляет горделивым листком:
- Лети, куда сам захочешь.

III

Красота подножия, пик
Величия природы -
Самый обнажённый лик
Необузданной свободы.

Небосводное тепло,
Холода тучей, дождя -
Что-то личное, давно
Имитировать нельзя.

III-II

Капля за каплей летят
С серо-багряных небес -
Всё неустанно стучат,
А мы - тихие здесь,

Озябший ряд сухих
Посмотревших в окно -
Что творится за ним
Понять не дано.

IV

На прощание - вода
Сме;тся, будучи вверху:
Словно целая гора
Рассыпается в труху.

Этот катаклизм погоды
Отображенный на свече
Приелся миру, как законы -
Обусловленные - ничем.

IV-II

Дух фитиля, кажется
Не имея понятия гордости,
При каждой возможности - кланется.
Из именуемой полости

Ротовой тихое: извини.
Не в силах больше держать:
- Простите меня за дни,
В которых обещал согревать.

V

Матерь дочере говорит:
- Яви себя смело миру -
Он меня всю отразил,
Но только не спину.

Она, закрывая глаза,
Под волокой ночной:
- Конечно, мама,
Ведь я у тебя за спиной.

V-II

Матерь дочере говорит:
- Доколе, доче. Поди
Ты - гранат, иолит -
Ты меня впереди.

- Если я впереди, -
Повторила она, -
Куда мне идти,
Когда я одна?

V-III

Матерь дочере говорит:
- Разве можно чертой
Пространство делить
Между мной, и тобой?

И она, засыпая:
- Я не скажу,
Мама, не знаю
Как тебя отражу.

VI

Это влияние ночи -
Основание в пустоте.
Хотя говоря, впрочем
Что-то есть в темноте.

Если блуждая во тьме
Ей не явил окончания -
Дело не в ней, а в тебе.
Край не земли, а сознания.

VI-II

Обожги свой фитиль
На рваном закате -
И мрак на пути
Разгорится иначе,

Чем бескрайность холста
С заостренной луной -
И жизнь так проста,
Как закат, за спиной.

VII

Китообразный элемент
Переодической системы,
Парадоксальный реагент
На сумму атмовыделений

Взаимодействует едва-ли
С крестоцветом - головой,
Чьи имения оборвали
Формы ломаной кривой.

VII-II

Только взмах - конец - черта
Порога мира, три на три -
Измерение холста
Жутко полого внутри.

Только взмах - пора - руби
Закупоренную дверь -
Что-то вечно впереди.
Топору всегда видней.

VII-III

Без страха, и сожаления
Ждущее очень давно
Ожидает взмаха - решения,
Для которого оно рождено.

И топор, и двери создали
Из того, чем была Атлантида.
Творцы, точно хором сказали:
- Что-то должно быть закрыто.

VIII

Вместе с ночными ветрами
Осаждённые перьями души
Прощаются, смотрят глазами
На противоположные суши.

Хладно там, или сухо,
Разлученные знают оба
Каким именно утром
Они встретятся снова.


VIII-II

Не плечо к плечу,
Не рука к руке,
Но я же лечу,
И крыло на тоске

Обгоняет сияние.
Ты точно знаешь
На какое расстояние
И зачем летаешь.

VIII-III

В погоне за рассветом
Пленники природного круга
Что разным цветом
Разделяют друг друга

Как будто они блудницы
Меря горизонт по углам,
А не две горделивые птицы
Разделившие мир пополам.

Едва твои глаза устало замыкались -
я, неряшливо, писал в стихах,
пока эти слова легко давались
занося наши черты, в строках:

"Давай однажды, на пороге мира,
Самым последним июньским днём
растелимся от Исландии, до Каира.
Мы же никогда не умрём?

И ты нас где-то сведёшь.
Знаю: на пороге рассвета,
Я буду самый летний дождь,
А ты - самое дождливое лето."

Теперь и стих, и оправдание есть
что мы когда-то были здесь.

Я умираю молча, без крика.
А ты рядом сидишь, и не видишь
Как хитра предзакатная тишь,
И как она однолика.

Я умираю тихо.
Без слёз, без трагедии плача.
Обещаю, всё будет иначе.
Я ухожу "по-собачьи".
Мне, напоследок, касанье руки:
Забери, забери, забери
Все запасы моей теплоты.
Все забери от касания.
И всем прогнозам бери вопреки,
Минуя риски сгорания...
Между нами.

Я приду снами.
Ты лежишь на моей кровати,
Не на своём диване.
Ты болеешь, значит?...
Сны придут сами:
Я в пиджаке,
На лёгкой ноге,
С кудрявыми волосами.
Сны меня звали...
Ты стоишь на легке,
С влажными глазами.

Мы будем нами.
Никаких правил.
Рука к руке.
Мы - стали снами.
Нет моралей теперь нигде.

Это сны будут нами.
Не ищи, не найдёшь вне сна.
Господи, как же мы рады...
Искренне рады,
Что рядом родные сердца.

Мы станем словами.
Мы их не решались сказать
Поражённые вечерами
Согласованные нас разругать.
Мы говорим чертами -
Чертами твоего лица,
Моими дрожащими ногами
Мы скажем слезами,
И так до конца конца.

Сон закрылся. Очи открыты,
А на них пелена.
Мысли закрыты, туго закрыты.
И закрытый в них я.

Нет сил удержать забвение,
И вот, я уже дым.
Лишь у окошка затенье,
Напоминающий мой тыл.


Без меня будет завтрашний день.
Прошу, проводи мою тень,
И дверь не забудь закрыть.

Она придёт тебя навестить
На одной из грядущих недель.


И наконец-то...
Любить.

И ты сидишь. Не видя ничего
что б в этом полумраке
взгляд твой привлекло.
Это значит - твоей влаге
незачем, и не по ком стучать
по бледной, как ты сам, бумаге.
Словами немного сложно описать
на каком ты шаге
имея взгляд на мир поэта, впрочем
дело не в глазах, а в ночи.

Смотришь в окно. И за окном
есть тот, кто так же бледен.
Его назвали "уличным" фонарём,
оттого что он кому-то светит
вне своего согласия. Это как
взять с собой фортепиано, и
отбивать ритм дыханья в такт
любого прохожего. Так делают дожди,
утемняя цвет небесной просини
сохраняя порядок отечественной осени.

Сидишь у окна. Начнётся заря,
и ты устало пойдёшь по домУ
зевая, рот прикрывая, теря глаза,
ища об этом сказать кому,
как и требует утро. Ты не спал,
как и требует ночь. Поэт не прочь
сойти с ума, главное - это он создал.
Рано приведёшь к окну сына, и дочь.
И стоит детям поэта подойти к двери,
указывая на окно, - Небо горит! Смотри!

Кто тот, без лица,
без имени, без ответа,
вплести нить рассвета,
смог в подлеца?

Я так тебя ждал...
облачил саму Венеру,
и ей данной стену,
на коей тебя рисовал.

То ангел пустит дым
скрыв признаки восхода,
или, может быть, кого-то.
Ну и ладно. Бог с ним.

То демон с острой косой
за мечтой, что вечно летела
в этом тумане, где смело
пыталась остаться собой.

Это мы в поздней ночи,
перебирая нога за другой,
будто учась впервой
ходить, потеряли ключи.

Это мы руки трясли -
вспоминая, чего не знали.
Дай волю, и себя б потеряли,
если б впервой не нашли.

Как красиво мгновение
(чуть больше меня):
есть там звезда, одна,
но не её падение.

И ты на небо укажешь,
мне скажешь: "Может навечно
после смерти, конечно,
останемся на этом пейзаже"

Окна в квартире забиты,
Висят провода.
Расскажи: какая сила
Тебя послала сюда?

Очи твои не моргают,
Или нету и вовсе глаз...
Я твои письма читаю,
Читаю и не моргаю,
Как ты целый час.

Радио у кровати играет:
Имитирует скрипку у Баха.
Письма твои, красноречия
Полны, и лишённые страха.

Руки твои холоднее
Написано-сказаных слов.
Стихи и подавно бледнее,
Чем мир без любви, и цветов.

Тебя такой мир устраивал...
Хоть знал, чего ты лишён.
Ты так слушал внимательно,
И не отвечал шепотком.

С каждым днём зима приближалась
К кончине октябрьских дней;
С каждым днём твои письма читались
Всё труднее, трудней, и трудней.

Повинуется ночная тишь -
Падает на уста, -
Это ты постоянно молчишь.
Ты и есть - Тишина.

Занимательной истории конец -
Застывшее во времени начало.
Запоздавший в пустоши гонец,
И долой макушку с плеч,
Что-б не докучала.

Ветра затихли, и, быть может,
За головой на тёмный луг
Маршом полночным, погост же, -
Дождь и Ветер встанут в круг.
- Пусть боли колкие пройдут!
- И мысль боле не тревожит.
- Пусть думы тяжкие уйдут!

И я за ними уйду тоже.

Наступает утро. Кто-то встав с кровати, сошёл с ума.
Просто встал, что-то вспомнил. Такие дела.

Шагнул наперёд - шах - я знал это с парт.
Назад шагнул - отступил. Наказание - мат.

Стой на месте. Не двигайся. Сиди в квартире.
Сомкнутый, загнанный, но в собственном мире.

Начало истории. Человек начинается с боли.
Это знает мой пес, а ещё кот на моей кровле.

Четыре стены, как четыре тебя. Две двери.
Так быть должно. Обожди свою жизнь. Обожди.

Подражатель окна. Ты из стекла. Изнутри.
Снаружи ты сталь. Подражатель ножа.
Даб не разбиться - руби.

Подражатель стены. Ты не мёртв, не жив.
Не стар, не молод. Ты, как стена для тебя, чей-то мир.

И он говорит, возможно теряя покой:
- Стекло или нож ты, ты мой.
Коли засели тут - засели.
Два мира закрыты в четыре стены.

Замыкаются стены. Лишь одно очертание окна.
Поздравляю тебя, ты сошёл с ума.

Подойди к нему, подними глаза - это не трудно.
Прошёл ты, прошло и утро.

И что, что мне сказать в заключение?
Наш диалог вернул мне зрение.

Мысли сгинули, в глаз обращены мечты.
Они сияют ярче, в ожидании темноты.

Свет идёт не вниз, а вверх - искра в лобной кости.
Наступает ночь. Небо горит. Смотри.

Я уверен, тебя будет что-то вести.
Расскажи, каково быть меня впереди?
Каково свет иметь за собой,
Что превращает твой случай - в улыбку,
А ночи - в боль?

Чувствуешь?
Сохрани это чувство в статичной груди.
Ликуй, свет есть, его фитиль позади.
И пусть память к человеку оттого не добра,
Что в отличии от ночи — она с ним всегда.

Тучнее всё тень, а значит свет сути ярче -
Не трогай его. Пускай светит дальше.
Стой твердо, грейся, опусти глаза вниз.
А если всe дико - через боль, обернись.

Ночь прошла. Улыбнись.

Дуновение ветра
Являет собой
Измерение метра
Кривейшей дугой
Избавляя от мысли
Встревоженных рас
Изменять суть отчизны
Изменяющей нас.

Колоссальнность измерить,
Коснуться рукой,
И, наконец-то, поверить
Что ставши дугой
Ты станешь свободным,
Ты станешь - рекой:
Максимально навольный,
Максимально другой.

Без глаз, и без ног
Измерить всю крутость
Нашумевших холмов
Принявших глупость
Умерить метель,
Не быть столь жестоким:
Дать выжить - всем,
Дав только двуногим

Возможность стоять
Наверху, и внизу
Возможность летать
Под водой, бирюзу
Сделать плотней -
Обозначить дорогой,
Что-бы на дне
Не была столь убогой.

Но ты вне бытья.
Вне божьей сути
Являешь себя,
Сердце - из ртути,
И плоть не своя.
Не зная ответа
Такая судьба
Не будет заметна,

Словно ты пыль -
Смесь кожи, и грязи,
Собранность миль
Не имеющих связи.
Осталось лишь ветру
Сыграть свою роль
Отправив комету
Назвавши тобой,

Сделать так больно
Чтоб она не могла
Остаться довольной
Не оправдавши себя,
Не сгореть изнутри,
До черни не упасть
Обретя декабри,
И холодную власть.

Нет, ты не тот,
Ты не ветер,
Но мог
Своим сердцем
Сыграть наперёд:
Смелый поступок
В первый черёд
Может быть хрупок,
Но ты ведь - не тот.

Да, ты не тот,
Был бы ты ветром -
Играл бы в лото
Наспор с Мементо'м.
Но ты - это ты,
И твоя жизнь - беспечна.
И не надо с Земли
Волноваться о Вечном.

Но ты будешь ветром.
Мы ведь одни.
И будешь по метрам
Измерять шар земли.
Ты будешь далёким,
Изменишь режим:
Ты будешь свободным.
Ты будешь чужим.

Всё пройдёт. Проходит один вечер,
Словно мир что смог быть безупречным.
Голова оставит судорожня в покое,
Когда он внимание обратит на море
С картины, где вода и берёза,
А за ними время что уже не вернётся.

Закатный свет давно погас,
И мир вокруг стал сер и час
За часом тянется, как нить,
Что рвётся, не давая жить.
Дышать нам болью, верный друг.
Она вся здесь, в душе, вокруг.

Как забытые сны мы, как осколки стекла,
Разбились о камни, что жизнь принесла
Укрывши под воду, не дай Боже, сердце
Живое сможет и житься и греться
В терниях вод, в склепе мечтаний
Найдя повод биться в мотиве страданий.

Это всё забудь: саван, абсурд, и мутность вод.
Вспомнишь в миг, точней, черёд
Угод Сансары: кто свет, кто во тьме,
Неважно, дно есть дно, а на дне -
Усталые тени прошлых лет,
Колких слов, невзрачных побед.

1
Как ясен закат.
Как кровавый пожар.
И мне хочется в ад,
чтоб увидеть кошмар

где не будет людей,
их пустых голосов.
И не будет цепей,
точнее - весов.

Где не будет огня,
всё сгорело дотла.
Где не было зла,
а значит - меня.

2
Слово. Пустой звук.
Форма. Бесцветный лист.
В нем заключен испуг
мысли, обращённой в свист,

вой, или просто шум,
если его спалить.
Слово – душа, и труп
того. Дабы душу излить.

Тщетно искать в словах
смысл, их нотный лад.
Отраженье - в глазах,
да собственный взгляд.

3
Холодно. Сквозняки.
В комнате – ни души.
Только мои стихи,
писанные в тиши.

Только мозга речь,
как забытый бог,
что суметь сберечь
сам себя не смог.

Сладкий предсмертный миг.
Запах гнилой листвы.
Свыкся я. Привык.
На порядок весны.

4
Озеро. Камыши.
Туман над водой седой.
Там ни души. Лишь мы,
да ветер шальной, худой.

Помнит ли о нас город,
что без нас цветёт?
Слышится чей-то топот.
Вероятно кто-то идёт -

в городе суета.
Куда-то спешат
Капли дождя, с листа
что текста лишат.

5
Живое меж ребёр, да.
Мука, и пот, и кровь.
Я узнаю всегда
эту твою любовь

к людям. Ко мне. К отцу.
Господи, забери
боль эту, как пыльцу
ветром с твоей руки.

Смириться, забыть, уйти
в темноту, в никуда,
и замести пути,
мол, не было никогда.

6
Лица без душ, стена,
Нынче в суете
словно пергамент, орнамент,
и глядеть на них — мне,

считывая узлы краёв
кой те все невпопад,
изучая каков
личностный распад.

Это пыль. Это тлен.
Это камень, что лежит,
Это дерево, чей плен
земле принадлежит -

7.
они не лгут, не льстят,
не требуют любви,
лишь говорят
о вечности внутри.

Сижу на краю мира,
смотрю в пустоту,
где радость и горе
Смешались в одну

линию пунктира
На фоне тысяч лет.
Я слышу с ориентира
старческий "привет"

8
Дерево. Тень. Земля.
Под деревом от корней
корявые вензеля,
глина. Гряда камней.

Корни. Их переплёт.
Камень, коего личный груз
основался за счёт
фото горы Эльбрус.

Я смотрю на свой дом.
Он пуст. И в нем нет
ничего. Только тот,
кто создал рассвет.